Национальные мотивы в архитектуре советской Средней Азии и Закавказья
Архитектурная фотография – направление, благодаря которому мы создаём в собственном воображении города, где никогда прежде не бывали. Именно качественная архитектурная фотография завлекает нас с туристических справочников и проспектов, делая то, что не под силу, скажем, уличной фотографии, где «лицо» города, в первую очередь – фон.
Что сложного – спросите вы – снять статичный, не подверженный переменам, не меняющий своего местоположения объект? И будете тысячу раз не правы. Снять «портрет» здания не проще, чем портрет человека.
Как уместить в кадре сложнейшую громаду, где множество элементов, перетекающих с фасада на скрытую от глаз часть здания, создаёт неразрывный рисунок? Как взглянуть «на равных» на здание, возвышающееся над тобой на десятки метров? Как одновременно передать красоту небольших, но ярких деталей и общее впечатление, создаваемое сооружением? Быв разновидностью документальной фотографии, архитектурная съёмка давно шагнула в область художественную, став неким мостком между двумя видами фотографии. Передавая красоту здания, создавая атмосферу окружающего его города, фотограф может говорить одновременно о культурной специфике, касаясь даже политической подоплёки в формировании визуального стиля.
Завод буровых инструментов. Самарканд (1980-е) Именно так и действуют работающие вместе итальянские фотографы Роберто Конте и Стефано Перего, объездившие несколько бывших советских республик из Средней Азии также посетив Грузию и Армению. Советская архитектура, безусловно заслуживающая более подробного и отдельного рассмотрения, прошла несколько абсолютно непохожих друг на друга этапов, создав не только универсализированное типовое жильё (также довольно разнообразное, к слову), но и породив множество уникальных архитектурных проектов. Опубликовавший книгу по советской архитектуре, знаменитый фотограф Фредерик Шобэн назвал её «СССР», расшифровав название, как «Cosmic Communist Consructions Photographed», проще говоря, «Сфотографированные Космические Коммунистические Конструкции», что довольно ярко отображает первое впечатление от созерцания большинства экспериментальных зданий.
Конструктивизм, «бумажная» архитектура, рационализм, советское ар-деко, которое иногда объединяют со сталинским ампиром, модерн и многие другие направления сменяли друг друга и смешивались на улицах советских городов. Однако на востоке и на юге страны архитектура имела характерный национальный (как в Казахстане, Кыргызстане, Узбекистане и Таджикистане) либо экспериментальный (как в Грузии и Армении) характер, что выделяет солнечные республики из стройного ряда крупных городов европейской части СССР.
Средняя Азия
Цирк. Ташкент (1976) Предпосылок для такого обособления в Средней Азии было несколько: во-первых, после революции происходил в некоторой степени искусственный процесс территориального формирования республик там, где прежде о границах и слыхивать не приходилось. Для бесписьменных языков советские филологи изобретали письменность, призванную заменить неродной арабский – этакую среднеазиатскую латынь, а также архитектурный стиль, основанный на редких сохранившихся памятниках старины, местных орнаментах (вплоть до узоров ковров) и малых архитектурных формах, далёких от урбанистических потребностей государства; впрочем, советские инженеры проектировали даже сборные кочевнические шатры в традиционном стиле.
Во-вторых, это была своего рода уступка, поправка на менталитет, как в случае с негласным позволением открыто исповедовать ислам, призванная вызвать лояльность у местного населения. Цель, преследуемая советскими архитекторами, не была легко достижимой и потребовала долгих опытов и тщательного изучения специфики восточного градостроения. Это было необходимо не только в контексте эстетических запросов местного населения, но и в контексте климатических и даже сейсмических особенностей региона. Последнее, кстати, напрямую повлияло на «обновление» архитектурного облика городов – землетрясения в Ашхабаде и Ташкенте, уничтожили целые кварталы старых построек.
Жилой комплекс Три Рыцаря. Алматы (1971) Невооружённым взглядом на снимках Конте и Перего узнаются очертания мечетей и медресе, с их минаретами, древних самаркандских, хивских, гулистанских и других мавзолеев, жилых зданий древнего города Пенджикента, средневековых Хорезма и Бухары. Причём совершенно неважно, где именно проступают эти архитектурные метафоры: на куполе цирка, на стене жилого комплекса или на фасаде университета. Можно заметить, что даже «культовые» сооружения, вроде памятника Ленину, имеют местный колорит; так вождь мирового пролетариата изображён с ярко выраженными азиатскими чертами лица. Последнее – не ново, африканские негры после знакомства с европейскими миссионерами изображали бога на свой лад – чернокожим, а дьявола наоборот – белым. Советская модель, несмотря на национальный колорит, нарочито объединяюща: на мозаике из Таджикистана знаменитый средневековый персидский философ и учёный Авиценна изображается в окружении инженеров, рабочих и даже космонавтов.
По словам самих авторов, своими фотографиями Средней Азии им «удалось показать величественные, никому не известные модернистские здания региона. Музеи, жилые комплексы, университеты, цирки, места ритуальной важности – все они были выполнены в рамках композитной эстетики. Навеянные лучшими образцами персидской и исламской архитектуры, паттерны и мотивы мозаик демонстрируют их историческую связь с архитектурой Центральной Азии советского периода. Серые бетонные блоки украшались цветной черепицей, а униформность прямых линий была "разбита" витиеватыми, изогнутыми формами: традиционная советская бруталистская архитектура, перестроенная с восточными мотивами».
Закавказье
Мининстерство автодорог Грузинской ССР. Тбилиси (1975) В Грузии, которую по очевидным причинам не обошли своим вниманием итальянские фотографы, всё обстояло несколько иначе. Во-первых, там уже была вполне развитая урбанистическая культура современного типа, а во-вторых, у Грузии была своя архитектурная школа, не требующая экстренного вмешательства извне, в-третьих сложная сейсмическая обстановка и особенности гористого ландшафта (корпус Министрества автодорог, например, стоит на склоне с перепадом более чем в тридцать метров) позволяли продвигать неординарные и весьма затратные проекты даже в эпоху хрущёвской «борьбы с излишествами», когда выбить финансирование на что-либо кроме типовой застройки было весьма проблематично.
Это всё и подталкивало местных архитекторов к экспериментам, причём, в отличие от среднеазиатских республик, не несших на себе такого явного национального колорита, использующих его скорее для вдохновения. Архитектор Георгий Чахава, автор того самого корпуса Министерства, говорил: «Способность простого грузинского крестьянина строить своё жильё там, где открывается самый выразительный пейзаж, порой предпочитая красоту природы жизненным удобствам, всегда поражала меня». Его проект, опираясь на национальные традиции, сочетал в себе ведущие мировые архитектурные тенденции: от Эль Лисицкого до Ле Корбюзье. Дворец торжественных обрядов Виктора Джорбенадзе и Важи Орбеладзе стал некоей заменой прежних обрядовых заведений – церквей; использование колоколов и знаков зодиака в декоре, округлость постройки, стилизованная под апсиды, недвусмысленно намекают на истоки вдохновения авторов.
Станция метро «Еритасардакан». Ереван (1981) Армянская архитектура советского времени является неким общим знаменателем вышеперечисленных градостроительных тенденций. С одной стороны, она опирается на национальные архитектурные мотивы и фольклорные орнаменты, с другой – свободно экспериментирует с формой, добиваясь большей образности при их использовании. Символизм и поэтизм – ключевые слова при описании сооружений этого периода: здание кинотеатра «Россия» олицетворяет собой идею Ноева ковчега, Дом Шахмат напоминает о доске в характерных шашечках и т.д. В Армении, как и в Грузии рано появились национальные специалисты, что позволяет провести некоторую параллель между двумя соседскими странами. Похоже и их отношение к унаследованным сооружениям: несомненная культурная ценность не уберегла многие из них от запустения и даже разрушения за годы независимости.
Как можно видеть, советская архитектурная политика в регионах национальных меньшинств была как политически прозорливой, даже хитрой, так и стимулирующей урбанизацию там, где прежде ей не было места. Несмотря на то, что многие памятники на данный момент приходят в упадок, то пристальное внимание, которое уделили им Роберто Конте и Стефано Перего говорит о их культурной и исторической важности, необходимости сохранить эти строения, если не как ориентир для вдохновения и градостроительства, то как удивительные памятники ушедшей эпохи.
Аульский жилой комплекс. Алматы (1986)
Базар Чорсу. Ташкент (1980)
Выставочный зал Союза художников Узбекистана. Ташкент (1974)
Гостиница Авесто. Душанбе 1984)
Гостиница Казахстан. Алматы (1977)
Государственный академический русский театр. Алматы (1981)
Жилой дом. Ташкент (1980-е)
Жилой дом. Бишкек (1970-е)
Памятник Ленину. Истаравшан (1965)
Жилой дом. Ташкент (1970-е)
Жилой дом. Ташкент (1980-е)
Мозаика Авиценны. Душанбе (1988)
Жилой дом. Ташкент (1980-е)
Жилой дом. Чкаловск (1980-е)
Жилой дом. Душанбе (1984)
Жилой дом. Бишкек (1985)
Жилые башни. Алматы (1984)
Иссык-Куль, Жилой дом. Бишкек (1979)
Казахский национальный университет им. Аль-Фараби. Алматы (1970-е)
Телерадиокомпания. Алматы (1983)
Художественная школа. Зестафони
Военный мемориал и жилые дома. Чиатура
Монумент, посвященный 30-летию Победы. Марнеули (1975)
Арка дружбы народов. Гудаури (1983)
Индустриально-техническое училище. Тбилиси (1976)
Археологический музей. Тбилиси (1988)
Техническая библиотека. Тбилиси (1985)
Дворец торжественных обрядов. Тбилиси (1985)
Памятник 300 арагвинцам. Цхинвали
Жилой комплекс. Тбилиси (1976)
Чиатура
Кинотеатр «Россия». Ереван (1974)
Чайка. Абовян (1960)
Фонтан в Гюмри (1982)
Монумент в честь 50-летия вхождения Армении в состав СССР (1970)
Многоэтажки в районе Малатия-Себастия. Ереван
Старый терминал аэропорта Звартноц. Ереван (1981)
Политехнический институт. Ереван (1980-е)
Республиканский центр геодезии и картографии. Ереван (1980 год)
Дом шахмат. Ереван (1967–1970)
Спортивно-концертный комплекс. Ереван (1976-1983)
Что сложного – спросите вы – снять статичный, не подверженный переменам, не меняющий своего местоположения объект? И будете тысячу раз не правы. Снять «портрет» здания не проще, чем портрет человека.
Как уместить в кадре сложнейшую громаду, где множество элементов, перетекающих с фасада на скрытую от глаз часть здания, создаёт неразрывный рисунок? Как взглянуть «на равных» на здание, возвышающееся над тобой на десятки метров? Как одновременно передать красоту небольших, но ярких деталей и общее впечатление, создаваемое сооружением? Быв разновидностью документальной фотографии, архитектурная съёмка давно шагнула в область художественную, став неким мостком между двумя видами фотографии. Передавая красоту здания, создавая атмосферу окружающего его города, фотограф может говорить одновременно о культурной специфике, касаясь даже политической подоплёки в формировании визуального стиля.
Завод буровых инструментов. Самарканд (1980-е) Именно так и действуют работающие вместе итальянские фотографы Роберто Конте и Стефано Перего, объездившие несколько бывших советских республик из Средней Азии также посетив Грузию и Армению. Советская архитектура, безусловно заслуживающая более подробного и отдельного рассмотрения, прошла несколько абсолютно непохожих друг на друга этапов, создав не только универсализированное типовое жильё (также довольно разнообразное, к слову), но и породив множество уникальных архитектурных проектов. Опубликовавший книгу по советской архитектуре, знаменитый фотограф Фредерик Шобэн назвал её «СССР», расшифровав название, как «Cosmic Communist Consructions Photographed», проще говоря, «Сфотографированные Космические Коммунистические Конструкции», что довольно ярко отображает первое впечатление от созерцания большинства экспериментальных зданий.
Конструктивизм, «бумажная» архитектура, рационализм, советское ар-деко, которое иногда объединяют со сталинским ампиром, модерн и многие другие направления сменяли друг друга и смешивались на улицах советских городов. Однако на востоке и на юге страны архитектура имела характерный национальный (как в Казахстане, Кыргызстане, Узбекистане и Таджикистане) либо экспериментальный (как в Грузии и Армении) характер, что выделяет солнечные республики из стройного ряда крупных городов европейской части СССР.
Средняя Азия
Цирк. Ташкент (1976) Предпосылок для такого обособления в Средней Азии было несколько: во-первых, после революции происходил в некоторой степени искусственный процесс территориального формирования республик там, где прежде о границах и слыхивать не приходилось. Для бесписьменных языков советские филологи изобретали письменность, призванную заменить неродной арабский – этакую среднеазиатскую латынь, а также архитектурный стиль, основанный на редких сохранившихся памятниках старины, местных орнаментах (вплоть до узоров ковров) и малых архитектурных формах, далёких от урбанистических потребностей государства; впрочем, советские инженеры проектировали даже сборные кочевнические шатры в традиционном стиле.
Во-вторых, это была своего рода уступка, поправка на менталитет, как в случае с негласным позволением открыто исповедовать ислам, призванная вызвать лояльность у местного населения. Цель, преследуемая советскими архитекторами, не была легко достижимой и потребовала долгих опытов и тщательного изучения специфики восточного градостроения. Это было необходимо не только в контексте эстетических запросов местного населения, но и в контексте климатических и даже сейсмических особенностей региона. Последнее, кстати, напрямую повлияло на «обновление» архитектурного облика городов – землетрясения в Ашхабаде и Ташкенте, уничтожили целые кварталы старых построек.
Жилой комплекс Три Рыцаря. Алматы (1971) Невооружённым взглядом на снимках Конте и Перего узнаются очертания мечетей и медресе, с их минаретами, древних самаркандских, хивских, гулистанских и других мавзолеев, жилых зданий древнего города Пенджикента, средневековых Хорезма и Бухары. Причём совершенно неважно, где именно проступают эти архитектурные метафоры: на куполе цирка, на стене жилого комплекса или на фасаде университета. Можно заметить, что даже «культовые» сооружения, вроде памятника Ленину, имеют местный колорит; так вождь мирового пролетариата изображён с ярко выраженными азиатскими чертами лица. Последнее – не ново, африканские негры после знакомства с европейскими миссионерами изображали бога на свой лад – чернокожим, а дьявола наоборот – белым. Советская модель, несмотря на национальный колорит, нарочито объединяюща: на мозаике из Таджикистана знаменитый средневековый персидский философ и учёный Авиценна изображается в окружении инженеров, рабочих и даже космонавтов.
По словам самих авторов, своими фотографиями Средней Азии им «удалось показать величественные, никому не известные модернистские здания региона. Музеи, жилые комплексы, университеты, цирки, места ритуальной важности – все они были выполнены в рамках композитной эстетики. Навеянные лучшими образцами персидской и исламской архитектуры, паттерны и мотивы мозаик демонстрируют их историческую связь с архитектурой Центральной Азии советского периода. Серые бетонные блоки украшались цветной черепицей, а униформность прямых линий была "разбита" витиеватыми, изогнутыми формами: традиционная советская бруталистская архитектура, перестроенная с восточными мотивами».
Закавказье
Мининстерство автодорог Грузинской ССР. Тбилиси (1975) В Грузии, которую по очевидным причинам не обошли своим вниманием итальянские фотографы, всё обстояло несколько иначе. Во-первых, там уже была вполне развитая урбанистическая культура современного типа, а во-вторых, у Грузии была своя архитектурная школа, не требующая экстренного вмешательства извне, в-третьих сложная сейсмическая обстановка и особенности гористого ландшафта (корпус Министрества автодорог, например, стоит на склоне с перепадом более чем в тридцать метров) позволяли продвигать неординарные и весьма затратные проекты даже в эпоху хрущёвской «борьбы с излишествами», когда выбить финансирование на что-либо кроме типовой застройки было весьма проблематично.
Это всё и подталкивало местных архитекторов к экспериментам, причём, в отличие от среднеазиатских республик, не несших на себе такого явного национального колорита, использующих его скорее для вдохновения. Архитектор Георгий Чахава, автор того самого корпуса Министерства, говорил: «Способность простого грузинского крестьянина строить своё жильё там, где открывается самый выразительный пейзаж, порой предпочитая красоту природы жизненным удобствам, всегда поражала меня». Его проект, опираясь на национальные традиции, сочетал в себе ведущие мировые архитектурные тенденции: от Эль Лисицкого до Ле Корбюзье. Дворец торжественных обрядов Виктора Джорбенадзе и Важи Орбеладзе стал некоей заменой прежних обрядовых заведений – церквей; использование колоколов и знаков зодиака в декоре, округлость постройки, стилизованная под апсиды, недвусмысленно намекают на истоки вдохновения авторов.
Станция метро «Еритасардакан». Ереван (1981) Армянская архитектура советского времени является неким общим знаменателем вышеперечисленных градостроительных тенденций. С одной стороны, она опирается на национальные архитектурные мотивы и фольклорные орнаменты, с другой – свободно экспериментирует с формой, добиваясь большей образности при их использовании. Символизм и поэтизм – ключевые слова при описании сооружений этого периода: здание кинотеатра «Россия» олицетворяет собой идею Ноева ковчега, Дом Шахмат напоминает о доске в характерных шашечках и т.д. В Армении, как и в Грузии рано появились национальные специалисты, что позволяет провести некоторую параллель между двумя соседскими странами. Похоже и их отношение к унаследованным сооружениям: несомненная культурная ценность не уберегла многие из них от запустения и даже разрушения за годы независимости.
Как можно видеть, советская архитектурная политика в регионах национальных меньшинств была как политически прозорливой, даже хитрой, так и стимулирующей урбанизацию там, где прежде ей не было места. Несмотря на то, что многие памятники на данный момент приходят в упадок, то пристальное внимание, которое уделили им Роберто Конте и Стефано Перего говорит о их культурной и исторической важности, необходимости сохранить эти строения, если не как ориентир для вдохновения и градостроительства, то как удивительные памятники ушедшей эпохи.
Аульский жилой комплекс. Алматы (1986)
Базар Чорсу. Ташкент (1980)
Выставочный зал Союза художников Узбекистана. Ташкент (1974)
Гостиница Авесто. Душанбе 1984)
Гостиница Казахстан. Алматы (1977)
Государственный академический русский театр. Алматы (1981)
Жилой дом. Ташкент (1980-е)
Жилой дом. Бишкек (1970-е)
Памятник Ленину. Истаравшан (1965)
Жилой дом. Ташкент (1970-е)
Жилой дом. Ташкент (1980-е)
Мозаика Авиценны. Душанбе (1988)
Жилой дом. Ташкент (1980-е)
Жилой дом. Чкаловск (1980-е)
Жилой дом. Душанбе (1984)
Жилой дом. Бишкек (1985)
Жилые башни. Алматы (1984)
Иссык-Куль, Жилой дом. Бишкек (1979)
Казахский национальный университет им. Аль-Фараби. Алматы (1970-е)
Телерадиокомпания. Алматы (1983)
Художественная школа. Зестафони
Военный мемориал и жилые дома. Чиатура
Монумент, посвященный 30-летию Победы. Марнеули (1975)
Арка дружбы народов. Гудаури (1983)
Индустриально-техническое училище. Тбилиси (1976)
Археологический музей. Тбилиси (1988)
Техническая библиотека. Тбилиси (1985)
Дворец торжественных обрядов. Тбилиси (1985)
Памятник 300 арагвинцам. Цхинвали
Жилой комплекс. Тбилиси (1976)
Чиатура
Кинотеатр «Россия». Ереван (1974)
Чайка. Абовян (1960)
Фонтан в Гюмри (1982)
Монумент в честь 50-летия вхождения Армении в состав СССР (1970)
Многоэтажки в районе Малатия-Себастия. Ереван
Старый терминал аэропорта Звартноц. Ереван (1981)
Политехнический институт. Ереван (1980-е)
Республиканский центр геодезии и картографии. Ереван (1980 год)
Дом шахмат. Ереван (1967–1970)
Спортивно-концертный комплекс. Ереван (1976-1983)
:Аелекс Алекс
источник: - Для правообладателей
