«Правовая» комедия

Продолжение темы "Записки Укроп Помидорыча" От автора: Первая часть этих записок вышла примерно через месяц после моего ареста КГБ ПМР. Мне удалось - не спрашивайте, как именно - передать тетрадь с моими записями на волю. Здесь надо сказать, что я старался не терять время в СИЗО - писал статьи, планировал будущую книгу, по теме, не связанной с моим арестом и делал для неё наброски, начал писать большой прогноз по ситуации в Украине. Увы, после выхода первой части "Записок" в камере был проведен тотальный обыск, а все письменные материалы у меня конфискованы - причем, абсолютно все, включая русско-румынский словарик (я учил по самоучителю румынский язык) и заготовки обращений в разные организации. Само собой, были конфискованы и статьи из второй тетради, уже приготовленной для передачи, обыск опередил меня буквально на день. Мой сын Николай, получавший от меня весточки из тюрьмы и готовивший их к печати, узнав, что меня после обыска кинули в одиночку, прекратил печатание "записок" из первой тетрадки, опасаясь за мою судьбу. Я же, выйдя на свободу, решил, что с одной стороны их стоит опубликовать. Однако с другой… Записки писались в первый период моего пребывания в тюрьме. В дальнейшем многое из написанного в них о тюремном быте было переосмыслено, что-то обросло подробностями, добавились новые детали.  Словом, текст явно нуждался в комментариях и дополнениях. Это и было сделано, а то, что дописано уже после выхода на свободу, дано курсивом. Что же до того, кому предназначены эти записки, то мой предполагаемый читатель - или читательница - это человек, не побывавший ни разу за решеткой. Те, кто там был, навряд ли найдут здесь что-то новое для себя в плане  фактов. Что же до выводов из увиденного, то, конечно, здесь возможно всякое. Однако встретившись за прошедшие после выхода на свободу две недели с другими бывшими приднестровскими политическими узниками, я обнаружил, что и выводы мы сделали в целом сходные.   Начало записок - здесь   В субботу, 21 марта, около 14:00  двое КГБшников повели меня в Тираспольский  городской суд. Поскольку КПЗ и суд находятся через дорогу, то вели меня пешком, разумеется, в наручниках. Сын ждал меня перед входом. Вид у Николая был издёрганный, я поразился, насколько он бледен. Уже на свободе я узнал, что он практически не спал с момента моего ареста, то есть с ночи 18 марта. Сидя в интернет-кафе, поскольку все компьютеры у него также были изъяты, Коля, рискуя собой, максимально широко транслировал в Сеть известие о моем аресте. В дальнейшем он также играл ключевую роль в моем освобождении, фактически координируя кампанию по давлению на власти ПМР, сначала из Тирасполя, а затем и из Кишинева. В Кишинев он уехал в самый последний момент, избежав ареста буквально чудом.  Издали Николай успел крикнуть мне что «ОБСЕ в курсе, интернет трубит», после чего один из кгбшных церберов оттолкнул его в сторону, а второй поспешно втолкнул меня в здание суда, крикнув чтобы сына за мной не пускали. Эта парочка КГБ-шников, всегда одна и та же, возила меня к следователю и позднее. ( Где-то с месяц, потом появились и новые персонажи - прим. С.И. освобожденного ) К сожалению, я не знаю имён этих героев плаща и кинжала, ну и прочего, чем там обычно орудуют спецслужбы - более всего они орудуют подлостью и ложью, это уже к слову. Но я искренне надеюсь, что будущий международный суд по расследованию преступлений, совершённых властями ПМР, и будущая люстрационная комиссия, не оставят безымянными никого из работников КГБ ПМР, включая и моих знакомцев. В том же, что и суд и люстрация станут неизбежным финалом карьеры всей этой нечисти, я уверен твёрдо. Здесь надо сказать, что работники КГБ ПМР прекрасно понимают, что они творят беззаконные вещи и очень боятся возмездия. Боятся его и следователи Следственного Комитета, слепо исполняющие приказы власти - в моем случае - КГБ ПМР, и шьющие на заказ любые дела. Но страх КГБшников куда весомее. Все они представляются исключительно вымышленными именами, а действуя на воле, никогда не показывают документов, выталкивая впереди себя какого-нибудь участкового и прячась за его спиной. К примеру, допрашивавший меня Дорня - эти незаконные допросы в здании КГБ, проводившиеся в отсутствие адвоката, назывались "беседы" -  представлялся мне "Валентином Валентиновичем".  Итак, все эти люди осознают, что они - преступники, и что за их деятельность в КГБ ПМР им рано или поздно придется отвечать. Однако действия прокуратуры Молдовы в этой связи остаются непонятными. Несмотря на стенания Тирасполя о "практике возбуждения уголовных дел против должностных лиц Приднестровья", молдавская сторона возбуждает такие дела крайне неохотно. Во всяком случае, в моем деле прокуроры всеми силами старались отсидеться в тени. Собственно говоря, этот откровенный саботаж продолжается и сейчас, когда я пишу эти строки. Прокуратура Молдовы явно не хочет связываться с ПМР. Прокурорам это не нужно, видно, что для них это - лишняя головная боль. Более того. Даже возбуждая эти дела, которые потом благополучно глохнут - а они глохнут: назовите мне,  кто из тираспольских людоедов был посажен в Молдове, назовите хоть одного! э-  прокуратура возбуждает их против конкретных лиц. Но это в корне неверно! Приднестровские чиновники  постоянно меняют места работы, кадровую колоду все время тасуют, и, сменив должность такой негодяй опять-таки уходит от ответственности. Единственным приемлемым методом борьбы с преступниками, превратившими незаконно удерживаемую ими территорию в новое издание бериевского ГУЛАГа, могла бы стать практика, когда уголовные дела возбуждались бы против организаций - КГБ ПМР, Следственного Комитета, МВД, судов, прокуратуры. А все лица, когда-либо работавшие в них, автоматически подпадали бы под уголовную ответственность и объявлялись бы в розыск, в том числе и международный. И КГБ ПМР в списке организаций, которые необходимо признать преступными, стоит, безусловно, на первом месте. За чем же дело стало? Очевидно, за политической волей. Её в Молдове, увы,  крайний дефицит. Но вернемся к мартовским событиям. Итак, сын остался на улице. Мы с конвоирами поднялись на третий этаж и уселись в ожидании остальных участников правового действа. Вскоре все собрались: мой адвокат И. Возиян, следователь Д. Миньковский, засушенная непомерным курением до состояния воблы тетка из прокуратуры,  громко похвалявшаяся, что сейчас она будет «рвать защиту» - Л. Кокорина, и, наконец, судья А. Водоненко, явно скучавшая от рутинной процедуры. Всё дальнейшее было скучно и предсказуемо. Аргументировано выступил только адвокат. Прокурорша Кокорина защиту не порвала, а напротив, робко проблеяла, что, следователь, мол, не настаивает на содержании меня под стражей, а лишь предлагает это, решает же все судья. Судя по всему, вокруг моего дела действительно был поднят шум, и число желающих встать в очередь за  орденами и очередными званиями, не анонимно, как гопники из КГБ,  а под собственным именем резко пошло на убыль. Как и следовало ожидать, «правоохранительные» крысы оказались изрядно трусоваты.  Крайней в этом раскладе волей-неволей оказывалась судья Водоненко. Она честно отработала свою государственную пайку – проштамповала мне в качестве меры пресечения содержание под стражей. После чего меня снова провели мимо сына, ожидавшего меня у входа, и уже на машине доставили меня в СК к Миньковскому. Вскоре туда же подошел и адвокат Возиян. Говоря о судье Водоненко, не могу не отметить, что помимо её готовности служить режиму, вынося любые, даже абсурдные приговоры - в дальнейшем, в СИЗО мне рассказали множество поразительных для непривычного к приднестровской судебной практике человека историй из её деятельности, эта дама обладает и незаурядным актерским талантом. За четыре месяца я перевидал немало приднестровских "судей" - мой адвокат и я опротестовывали все что могли, и каждый протест рассматривал отдельный "судья". Но такой актрисы, как Водоненко, я, признаюсь, не встречал ни разу. Мы с ней встретились дважды: она дала мне первые два месяца ареста, и она же продлила арест ещё на два месяца. Оба раза она выслушивала наши - мои и адвоката - аргументы с поразительным сопереживанием, с таким сочувственным лицом, что казалось, вот-вот расплачется от сочувствия ко мне несправедливо посаженному. И затем штамповала очередные два месяца. Может быть, в молодости она хотела быть актрисой, и сейчас реализует несбывшуюся мечту? Допрос в Следственном комитете был рутинно-обычным, и крутился вокруг тех же двух материалов приписываемых мне, причём Миньковский по-прежнему отказывался ознакомить меня с моими же, якобы текстами. Впрочем,   отдельные цитаты всё же были озвучены. Причины упорства Миньковского и суть провокации заделанной КГБ ПМР мало-помалу стали прояснятся. Когда допрос подошел к концу, я попросил следователя выдать сыну вещи, изъятые у меня в КПЗ и вернуть ему техталон на машину. – На каком основании он вообще был изъят? - спросил я. Какое отношение имеет автомобиль к текстам, которые мне ставят в вину? Вещи следователь отдал легко (соответствующее распоряжение было подписано и передано адвокату, который тут же созвонился с сыном) а с техталоном упёрся – мол, надо на сына оформить доверенность. Когда я возразил что сын вписан в техталон и никакой доверенности ему  не нужно, что он проходит по делу свидетелем, не находится под подпиской о невыезде и имеет водительские права, то есть, никаких законных оснований  для невыдачи ему техталона нет, следователь явно замялся. Стало ясно, что машина – это крючок, на котором он намерен удерживать Николая, чтобы в нужный момент подсечь и кинуть его в КПЗ следом за мной. Оставалось довести это до сведения самого Коли, что было трудно, но возможно. Тем временем, вызванный звонком адвоката, в кабинет подошел Коля.  Попросив разрешения у Миньковского, я обрисовал ему суть ситуации. При этом сообщил, что следователь требует не ездить на машине, а только загнать её в гараж. Законные основания такого требования были столь же абсурдны, как и вся ПМР-овская  юстиция – но следователю уж очень не хотелось, чтобы Николай оказался мобилен. Сговорившись на том, что поскольку гараж занят, Коля, при невозможности найти в нём место для машины, отгонит её на платную стоянку, а если  место есть, то чтобы не разбить её при попытке загнать в переполненный гараж, он обратится за помощью к нашему общему знакомому. Это было самое главное. То, что места в гараже для машины нет, знали и я, и Коля.  Мне надо было намекнуть ему, к кому следует обратиться если не за помощью, то хотя бы за добрым советом: делать ноги, пока не поздно.  Но тут возникла проблема. Дело в том, что и Коля, и я давно  уже  использовали для записей  только электронные устройства – а все они были изъяты у нас при обысках. "Я не помню его номер",- сказал Коля. "Никаких номеров!"- взвыл Миньковский. Оба КГБшных упыря, до того момента откровенно скучавшие, буквально сделали стойку, как вышколенные охотничьи собаки. Я успел выкрикнуть номер, за мгновение до того как один из них попытался заткнуть мне рот. Колю мгновенно выставили из кабинета, но дело было сделано. Впрочем, КГБ тоже не дремало. На выходе из СК Николая схватили и повезли ко мне, в Первомайск, присутствовать при срочном обыске у меня в гараже и припаркованной перед домом машине. История с машиной имела и продолжение. Когда Николай уходил из Приднестровья, уезжать на машине было уже слишком опасно: он  знал, что его должны арестовать буквально с часу на час, и что в машине его могут перехватить по дороге или на выезде. Машину в итоге пришлось практически бросить - поставить перед домом знакомого Николая, взявшегося приглядеть за ней, оставив ему ключи и документы. Увы, "хранитель" оказался банальным воришкой. В итоге, машину разграбила и разбила компания тираспольских гопников, катавшихся на ней в нетрезвом виде, попавших в ДТП, сбежавших с места происшествия и бросивших её там же - перед домом Колиного "друга".  А дальше… Дальше начинается самое интересное: МВД ПМР нашло машину, сняло с неё номера и… возбудило дело по факту ДТП против Николая, который к тому времени уже давно уехал из Приднестровья. Все объяснения, даваемые по этому поводу мамой Николая в Тирасполе и им самим, а после выхода на свободу также и мной - по телефону, отметались сразу же. Николаю, а затем и мне предлагали прибыть в Тирасполь и объясняться лично. Никаких мер против угонщиков - а фактически это был угон, поскольку доверенности на вождение у "друга" не было, тираспольские власти также предпринимать не намерены. Думаю, что мою квартиру и  гараж Первомайске тоже рано или поздно разграбят - и тоже при полном попустительстве властей Пемеэрии. Разумеется, ни о каком приезде в Тирасполь ни  меня, ни Николая не может быть и речи. Никакое имущество не стоит свободы, а арестуют нас там обязательно. Причем Николай для бандитов из КГБ ПМР даже более ценная добыча, чем я: держа его как заложника мне не только можно было бы заткнуть рот, но и принудить сделать интересующие КГБ заявления. Эти расчеты вполне прозрачны и легко просчитываются. Ну, а работники МВД, требующие непременного нашего приезда в Тирасполь, в данном случае просто выполняют указание комитетчиков. Как это не удивительно, но при обыске в машине КГБшники не нашли для себя ничего интересного. А в гараже – нашли.  Список изъятого довольно длинный, и я вынужденно приведу его лишь частично, чтобы показать всю бредовость моего «дела».  Итак, в число «предметов и вещей имеющих отношение к указанному делу» попали книги: «Своя разведка» 1997 г. изд., «Разведчики-нелегалы» 2003 г. изд., «Всё это может повториться снова» - как особо отмечено в протоколе «с нацисткой атрибутикой на лицевой обложке», «Национальные отношения в РМ на современном этапе и пути их оптимизации», «Развитие прав человека в Китае за последние 50 лет», - ну, и так далее, поскольку среди прочего, я хранил в гараже и некоторое количество книг, из тех, что особо не нужны, но и выбросить их жалко. Все эти книги, по мнению работников КГБ, являлись доказательствами  моей антигосударственной и экстремистской деятельности. В число особо опасных экстремистских материалов, угодили даже раритетные журналы «Нива» за 1916 год. Комедия? Несомненно. КГБ ПМР прилагало невероятные усилия, чтобы сшить против меня дело хоть из чего-нибудь. А поскольку шить было не из чего, то, как я и ожидал, следующим шагом стала прямая фальсификация дальнейших «доказательств» моей виновности.  При этом КГБшные пакостники оказались страшно трусливы. Во всех документах моего «дела» они анонимны и больше всего на свете боятся огласки и публичного скандала. Чтобы наглядно продемонстрировать степень их испуга, приведу  в качестве примера один эпизод, разыгравшийся тогда же, 21 марта, в кабинете Миньковского. Адвокат Возиян, спросив разрешения у следователя, передал мне несколько свежих газет. ( В дальнейшем передачу каких-либо газет мне строжайшим образом запретили - прим. С.И. освобожденного) Я попросил ещё и ручку. "Зачем вам ручка?- взвился КГБшный цербер. - Вон, у вас есть". Что ж,  всё было достаточно очевидно. Обладание даже одной ручкой и листком бумаги, по мнению КГБшных анонимов, уже превращает меня в угрозу для их паразитического благополучия, достигаемого за счёт ограбления пенсионеров и бюджетников. Если же ручек больше одной, а бумаги – целая тетрадь, то упырей корчило в ужасе. Поехали! Остаток субботы и воскресенье прошли однообразно-спокойно : я читал, спал, делал упражнения,  стараясь поддерживать себя в форме и выдерживать установленный для себя режим дня. Моим здоровьем в субботу и воскресенье никто не поинтересовался. Очередная смена в субботу, вероятно от скуки, тщательно обыскала камеру, и нашла-таки  припрятанный кем-то пяток сигарет, что, впрочем, мне как некурящему, было безразлично.  Зато следующая смена, врубила вентиляцию на всю ночь на полную мощность, превратив камеру в настоящий холодильник. Проснувшись в пять утра, со всеми признаками простуды и обостряющейся астмы, я был вынужден срочно заняться собой.  Болеть в КПЗ было смерти подобно, а доставлять своим тюремщикам такое удовольствие я не собирался. Дыхательные и аутотренинговые упражнения часам к 11 привели меня в более или менее нормальное состояние. Буквально через полчаса мне скомандовали «с вещами на выход». Одиночка кончилась – к огорчению сотрудников КГБ я сохранил спокойствие, и держать меня отдельно было сочтено бессмысленным. Новое место оказалось гораздо уютнее. Во-первых,  там было окно, хотя и подвальное, и закрытое картонкой с мелкими дырочками. Тем не менее, даже такое  окно обеспечивало приток в камеру свежего воздуха, и, главное, позволяло судить о времени суток. Во-вторых, в камере имелось несколько икон и листок с молитвами, приклеенный на стене, что после голой белизны последних  суток давало ощущение уюта. И наконец, в-третьих, там были соседи: два молодых человека лет 19-20 и двое постарше: лет 45-50. В течение дня в камере побывало ещё несколько арестантов, в основном – людей куда более опытных в тюремной жизни, чем я, и давших мне в ходе общения несколько очень толковых советов. И, наконец, уже ночью, в камеру втолкнули ещё одного молодого парня. Меня, двух моих соседей постарше и молодого парня-сироту, моего тёзку, должны были на следующий день отправить  «на тройку» - в СИЗО УИН-3. Двум другим молодым людям предстояли пресловутые 72 часа в ожидании решения суда о мере пресечения. Говоря о соседях, я неспроста обращаю внимание на их возраст. Не секрет, что молодёжь на улицах городов ПМР по сравнению с пожилыми людьми находится в явном меньшинстве. Этот факт очевиден, он заметен всякому непредвзятому наблюдателю. Соотношение молодых и пожилых в КПЗ оказалось, как видно из моего рассказа 1:1. Но главный сюрприз ожидал меня в СИЗО. Число молодых людей в возрасте «до 25» составляло здесь на глаз 70-80%. Разберемся, отчего это так. Бизнес тюремный и бизнес ментовской. Нам говорят, что «молодые уезжают из ПМР» - и это правда. Но уезжают не все. А те, кто остаётся, массово пополняют собой контингент подследственных и заключённых. С учётом практически полного отсутствия в практике приднестровских судов оправдательных приговоров их нахождение под следствием практически на 100% гарантирует им дальнейшее  пребывание в заключении. Добавим к этому ещё и тот факт, что по числу заключённых на тысячу человек населения ПМР уверенно занимает первое место в Европе, притом, с большим отрывом, и этот отрыв год от года растет. Попробуем разобраться в природе этого феномена. Всё здесь довольно очевидно. ПМРовская экономика умирает.  Она умирает с момента провозглашения злосчастной приднестровской «независимости», и скорость этого умирания с каждым годом увеличивается. Как следствие, число рабочих мест с каждым годом уменьшается с той же возрастающей скоростью. Пространство реальной экономики сжимается. Каждое новое поколение молодёжи вынуждено начинать трудовую деятельность в худших, по сравнению со своими предшественниками, условиях, когда рабочих мест всё меньше. Но ещё меньше вакантных мест. Размеры пенсий в ПМР таковы, что живой пенсионер – это практически всегда работающий пенсионер. Если пенсионер не работает, это означает что либо его содержат дети, либо он очень скоро, в течении максимум полугода-года, умрёт от элементарного недоедания и отсутствия необходимых лекарств. Феномен работающих пенсионеров одновременно снижает и планку минимальных зарплат: очевидно, что пенсионер, получающий пусть и небольшую пенсию, будет готов работать за меньшее вознаграждение, чем работник, вынужденный  существовать, а тем более содержать семью, на одну только зарплату. Однако процесс распада приднестровской экономики этим не ограничивается. Отсутствие реального производства, и, как следствие, пустой бюджет, вынуждают ПМР всё настойчивее обращаться к России за экономической помощью – в том или ином виде. Обсуждение структуры российской помощи – отдельная тема. Для населения же тут важны два факта: во-первых, доля российской помощи, прямой и непрямой, сегодня де-факто составляет 80-90% приднестровского бюджета.  И, во-вторых, отчёт об использовании этой помощи не содержит показателей экономической эффективности. Россия не инвестирует в ПМР - она просто содержит этот фурункул, поддерживая нестабильность в регионе. Ни о каком развитии производства речь не идет - такая задача не ставится в принципе. А это значит, что российская помощь «осваивается»,  то есть, попросту проедается, согласно заявленным статьям расходов. Часть помощи действительно расходуется на заявленные цели, часть разворовывается, но  формально списывается на заявленные цели, - словом, всё как обычно. Пойдём дальше. Одним из удобнейших  во всех смыслах пунктов освоения российской помощи является пенитенциарная система.  Больше заключённых – больше расходов на их содержание и больше рабочих мест для работников УИН. При более или менее стабильном проценте расхищения таких средств, тут хорошо работает и коррупционный фактор: чем больше денежные потоки – тем больше доходы лиц,  чьё должностное положение позволяет участвовать в таком расхищении. Иными словами, рекордно большое число заключённых в ПМР естественным образом вытекает из особенностей дотационной приднестровской экономики.  Это не злодейство ради злодейства, а всего лишь бизнес приднестровских верхов и их российских покровителей. Заодно власти ПМР спускают, таким образом, социальное давление, изолируя в места заключения наиболее опасных для себя граждан: не склонных к покорности, недовольных своим положением, энергичных и решительных. Причины того почему среди заключённых преобладает молодёжь тоже очевидны. Во-первых, консервативно-охранительное, предельно бюрократизированное приднестровское общество изначально относится к молодым людям с подозрительной враждебностью. Это проявляется буквально во всём – в том числе и в повсеместно распространённой практике немотивированного либо слабо мотивированного  задержания молодых людей на улицах. Сам факт того, что вы молоды и прогуливаетесь в вечернее время в компании сверстников – даже в том случае, если вы не делаете ничего противозаконного, может послужить основанием для вашего задержания с последующим штрафом или арестом на несколько суток. Формальный предлог всегда найдётся. Практически все молодые люди в возрасте от 15 до 20 лет, живущие в ПМР, сталкивались с этим, включая и самых законопослушных. Но может ли неприкаянная, лишенная перспектив и достижимых целей, абсолютно не адаптированная социально, и просто откровенно скучающая молодёжь  быть такой уж примерно-законопослушной? Разумеется, нет. И вот тут в дело вступает  приднестровская бюрократическая машина, бизнес интересы которой требуют больше преступлений, больше судебных дел, и больше заключённых. А молодые люди неопытны и беззащитны. У них нет ни знания законов, ни, очень часто, и средств для найма адвоката. Государственные адвокаты, предоставляемый бесплатно, лишь разыгрывают комедию, имитируя защиту. И даже если деньги на адвоката у родителей есть, то и в этом случае роль адвоката в агрессивно-обвинительном приднестровском судопроизводстве сводится к роли вопиющего в пустыне - если речь идет именно об адвокатуре, а не об использовании адвоката в качестве посредника для дачи взятки судье. В итоге, абсолютное большинство молодых людей, попавших в эти шестерни впервые, абсолютно беззащитны. Приднестровская юстиция попросту сжирает их, давая реальный срок. Получив срок и оказавшись в тюрьме, молодой человек буквально за несколько месяцев качественно преображается. Во-первых, он получает статус «судимого» - то есть, уже по определению не может получить сколь-нибудь приличной работы или продолжить образование. Его жестко прикрепляют к самому низу социального дна, причём прикрепляют пожизненно. Кроме того «судимые» рассматриваются «правоохранительной» системой ПМР как её собственность. На судимого можно повесить любое не раскрытое преступление – и суд легко проштампует приговор  уже по тому, что перед ним «судимый», - то есть с точки зрения приднестровского судьи – вообще не человек. Во-вторых, оказавшись в заключении – и не имея ни каких перспектив кроме тюремных, молодой человек действительно становится преступником, то есть человеком, не готовым – во всех смыслах – вести жизнь не выходя за рамки закона. Он приобретает вполне определенный круг знакомств, усваивает присущие этой среде привычки и правила поведения.  Он, в отличие от зрелого человека, практически беззащитен перед таким влиянием. Как происходит такая трансформация было хорошо видно в СИЗО. Поскольку официальные условия содержания абсолютно бесчеловечны и невыносимы, то вам придется обратиться за помощью к тюремному сообществу. А обратившись за ней, вы неизбежно будете вынуждены принять его правила. Никто не станет вас принуждать - вы сделаете это сами. Сделаете просто для того, чтобы выжить - и будете стараться вписаться в ситуацию, уверяю вас. Сообщество же, дав вам помощь, очень внимательно вас оценит на предмет перспективности. И молодым оно уделяет особое внимание, видя в них потенциальных рекрутов, а те, в свою очередь куда более податливы на такие влияния. Впрочем, обо всем этом я ещё расскажу подробнее. Пока же скажу только, что даже по подозрению в совершении незначительных преступлений в Приднестровье сидят очень и очень долго. Мои четыре месяца - это вообще не срок. Выйти из СИЗО - причем, как правило, выйти в лагерь, поскольку оправдательных  приговоров нет как таковых, быстрее,  чем за полгода - это редчайший случай. Люди сидят в СИЗО годами: по два, по три года, иной раз и дольше. Никаких альтернатив следственному аресту в Приднестровье нет. Подписка о невыезде - крайняя редкость. В СИЗО попадают практически все подозреваемые, в 90% случаев, включая и несовершеннолетних, которых, по мере взросления, поднимают во "взрослые" камеры. Посмотрим теперь, за что судят в Приднестровье. Одна из самых распространенных статей: «распространение наркотиков», причём количество наркотиков,  с которого начинает  действовать статья о «распространении» с каждым годом уменьшается. Особую активность в этом вопросе проявляет нынешний президент Евгений Шевчук. Как минимум 60-65% заключенных в СИЗО попало туда именно по этой статье. На практике это означает, что реальный срок можно получить буквально на ровном месте. К примеру, за полдюжины кустов дикой конопли, которые выросли у вас в огороде, пусть даже и без вашего ведома, но о которых прознал ваш участковый.  Или стать жертвой провокации, вообще не никогда не употребляя наркотиков, и не прикасаясь к ним. Вот вам пример - из вполне реального дела. Молодой человек, идя по улице, прикуривает от спички. Через несколько минут к нему подъезжает машина, и пассажир, сидящий рядом с водителем, просит прикурить. Молодой человек дает коробок спичек. Момент передачи коробка снимают на скрытую камеру. Затем машина резко уезжает, увозя спички с собой. Через день-два парня арестовывают. Подставной провокатор МВД, попросивший закурить, заявляет в суде, что в коробке в момент её передачи была шмаль. Коробок фигурирует в суде: в нем шмаль, а на коробке - отпечатки пальцев подозреваемого. Этого достаточно для трех лет реального срока. Не надо ни экспертиз, ни доказательств - достаточно одного свидетельства. Почему не взяли сразу? Ну… проследить хотели. Выявить связи. Оперативные соображения, знаете ли. Что - дикая история? Да ладно вам. Вы просто приднестровских реалий  не знаете. Это ещё семечки. Я за четыре месяца слышал истории и покруче этой. И разговаривал с их непосредственными участниками. Только вы от таких историй ночью спать очень долго не будете. А что, если действительно были наркотики? О, тут пмровская фемида оттягивается по полной. Двенадцать лет за две таблетки "экстази" 19-летнему парню. Десять - за коробок шмали - Верховный суд сбавил, правда, до 7,5. И везде фигурирует статья "за распространение", знаменитая "два-два-шесть-прим", козырная фишка приднестровских следователей. На самом же деле вся торговля наркотиками в ПМР находится под плотным контролем МВД уже много лет. В последние годы, правда, за контроль над ней возникла жесткая конкуренция с КГБ, идет передел сфер влияния, но принципиально ситуацию это не меняет. Реальные торговцы отстегивают процент "крыше" - и могут быть посажены либо в том случае если начнут плутовать, либо в ходе конкурентных разборок между двумя ведомствами. Однако и то и другое случаи редчайшие. Сажают рядовых потребителей - причем, случайных. И это тоже понятно! Кому нужно связываться с системным наркоманом, жестко зависимым от очередной дозы, которому понадобится медицинская помощь, и который может просто не дожить до суда.  Кстати, разговоры о том, что потребление наркотиков непременно переходит в наркоманию - откровенное вранье. Такое же вранье, как бывшее в ходу во время горбачевской антиалкогольной кампании, утверждение о том, что любое потребление спиртного обязательно переходит в алкоголизм. Что - трудно поверить в мой рассказ? Понимаю… Знаете, когда я, наконец, вышел на свободу и впервые за 4 месяца шел по улице, без конвоя и без наручников, всё что было в тюрьме тоже казалось мне нереальным. Просто невозможным оно мне казалось - вот тут,  в полусотне метров, рядом с этим солнечным миром, где ходят спокойные, доброжелательные люди… Это при том, заметьте, что ещё четверть часа назад я находился в той самой реальности, которая сейчас казалась мне невозможной. Так что я отдаю себе отчет, что человеку, не пожившему в Приднестровье, очень и очень трудно представить себе всю атмосферу постоянного пресса, угрозы, несвободы в которой живут его обитатели. И даже жителям ПМР, живущим под этим прессом, но не побывавшим под арестом, очень трудно вообразить себе, что творится в приднестровских тюрьмах. Это такой опыт, который очень сложно передать словами… Между тем, новый ГУЛАГ, организованный на левом берегу Днестра на российские деньги, вполне реален. Подводя итог, скажу, что у каждой из сторон тут свой интерес. Россия, поддерживая бандитскую "республику", затрудняет европейские реформы в Молдове и создает массу проблем в Одесской области. Приднестровье является настоящим гнойников, разлагающим сопредельные с ним государства. Оно - источник коррупции, контрабанды, криминала, потенциальной военной угрозы и отвратительной российской пропаганды войны и ненависти ко всему цивилизованному миру. А приднестровские верхи имеют свой, и немалый, кстати, процент от "освоения" российских дотаций. И борясь за эти освоение  заинтересованы, в том числе и в  максимизации числа заключённых. Таким образом, российская помощь, направляемая на бюрократическое проедание,  а не на развитие региона, объективно способствует превращению ПМР в одну огромную тюрьму. В этой тюрьме меньшая часть населения получает деньги за то, что держит в заключении другую, большую его часть. И тот факт, что некоторые из заключенных формально свободны, ничего не меняет. При малейшем недовольстве, или просто по стечению обстоятельств их с легкостью кинут за решетку. Такое превращение государства в одну большую тюрьму в сложившихся условиях безальтернативно: власти ПМР раз за разом демонстрируют свою полную неспособность наладить в непризнанной республике нормальную жизнь.  «Тюремизация»   региона и превращение всё большей части его населения в заключённых и охранников, а также массовая криминализация молодёжи, вне всякого сомнения, являются одним из самых тяжких преступлений совершённых  властями ПМР при прямом соучастии их московских кураторов против народа Молдовы - той его части, которая проживает на левом берегу Днестра. Продолжение следует Примечание портала ava.md Мы публикуем полностью, без каких-либо купюр, текст, сочиненный КГБ ПМР, приписанный работниками КГБ Сергею Ильченко и послуживший основанием для его четырехмесячного ареста. Текст публикуется исключительно в ознакомительных целях, дабы читатели могли оценить его стилистику и содержание, и не должен рассматриваться как призыв к экстремистским действиям.    Жители Левобережья! Поднимайтесь и вооружайтесь. Жители Левобережья! Хватит быть быдломассой и терпеть на нашей земле оккупантов и их прихвостней! Россия – оккупант и агрессор! Об этом уже в открытую без стеснения признался сам Путлер в своем интервью в пропагандистском фильме «Крым. Путь на родину». Я уверен, что Крым не последняя точка на карте, на которую положил глаз диктатор и тиран вселенского масштаба. Земля, на которой мы живем, уже помечена на карте красным цветом, как очередная мишень для атаки. Россия на протяжении всей своей истории уничтожала местные народы, прибрала к рукам их природные богатства и живет за счет народов ею убитых и ограбленных. Во времена СССР Россия жила за счет украинского природного газа и молдавских продуктов. Метрополия высасывала, как могла богатства своих колоний. А сейчас жирует на том, что сняла с трупов убитых ею народов. Русские оккупанты не раз предпринимали попытки истребить и уничтожить соседние народы. Нынешний кремлевский тиран, как и его предшественники – кровавые вожди, предпринимает поистине чудовищные усилия, пугающие своей жестокостью, подлостью и коварством, по недопущению возврата нас, истинных приверженцев человеческих ценностей, на свою Родину – в большой дружелюбный Европейский дом. Созданная и поддерживаемая кремлевскими кукловодами помоечная яма с вывеской «ПМР» тяжким грузом тащит всех нас – жителей Молдовы и Украины, на дно смердящего своими нечистотами болота, и болото это – Россия и выдуманный сурковской пропагандой «Русский мир». В таких условиях, путь один – марионеточное образование под названием «ПМР» – должно прекратить свое существование! Жители Левобережья, хватит быть быдломассой!!! Мы находимся у последней черты! Куча пророссийских откормленных силовиков легко и необратимо может затоптать голодных пенсионеров и бюджетников, а куча откормленных информационных троллей напишет о том, что это – хорошо. Диктатор местного разлива Евгений Шевчук по примеру своего Большого Брата из Кремля абсолютно уверен в собственной безнаказанности. Угроза убийством звучит с его стороны уже не в первый раз. Шевчук угрожал разгонять любые несанкционированные митинги боевыми пулями – «поскольку у государства нет денег на резиновые». Проведенный местной оппозицией митинг 28 февраля, на котором я лично присутствовал и после которого ко мне в квартиру без всякого на то основания вломились шевчуковские головорезы, убедил меня, что терпеть унижение и подчинятся кремлевским агентам, поставленным лишь для того, чтобы заткнуть нам рты, БОЛЬШЕ НЕЛЬЗЯ!!! Мы должны бороться за свои права! Мы ДОЛЖНЫ ВЗЯТЬ В РУКИ ОРУЖИЕ и отстаивать свое право – жить в цивилизованном европейском мире, а не в помойном российском!!! Жители Левобережья, поймите, переизбрание Шевчука в 2016 году, если даже оно состоится, не изменит ничего. Новая фигура будет абсолютно такой же марионеткой Кремля. Пока не поздно и пока Путлер и его церберы погрязли в крови на Украине, у нас ЕСТЬ ШАНС ОСВОБОДИТЬСЯ! Пора ПРИКОНЧИТЬ МЕСТНЫХ МРАЗЕЙ, засевших во властных тираспольских кабинетах, и открыть чистую страницу нашей истории! Нельзя бесконечно бояться! Мы, свободные люди должны выйти на улицы, скинуть местных кровопийц и взять власть в свои руки. Конечно же, сами мы не справимся, путлеровские агенты вооружены, но нам на помощь готовы прийти украинские братья, пролившие кровь в боях с агрессорами и видевшие этих недолюдей на передовой. Вчера я встречался с моими товарищами из «Правого сектора» и добровольческих батальонов, и они пообещали поддержать нас. В Одесской области сосредоточены достаточные силы для оказания нам помощи в свержении коррумпированного марионеточного прокремлевского режима. Мои единомышленники благополучно проникли сюда, на оккупированную Россией территорию и готовы действовать. Мы должны сейчас, немедленно объединить наши усилия и сделать все возможное, чтобы освободиться от оков варварской России и встать в один ряд с европейскими народами в противостоянии с темными силами, ткущими свои паутины из Кремля! Будущее в наших руках! Русские пусть уезжают домой, кто не захочет — смерть! Единая Молдова, Единая Украина – это наше спасение! Это наш путь на Родину – в Европу! Пришло время! Пора действовать! Я уверен, мои слова буду услышаны! В бой! За нами Бог, а за ними нечисть!